Дмитрий Быков НАЦЕНОЧНОЕ
Наша Родина — вечный
подросток —
верит на слово только царю.
Я недавно зашел
в "Перекресток" —
очень дорого все, говорю!
Вы бы тактику,
что ли, сменили —
с населением надо добрей:
килограмм
охлажденной свинины
продается за
двести рублей.
И хоть я не
Гайдар и не Ясин,
и умом
недостаточно крут —
механизм до
обидного ясен:
перед нами
торговый накрут.
Опустите вы цены, ребята,
на холодных
своих поросят,
некошерную
плоть, как когда-то,
продавая по сто пятьдесят!
Продавщица, не
празднуя труса,
отвечает, горда
и тверда,
что пошел бы я в "Азбуку вкуса",
а могу и
подальше куда.
И потопал я,
солнцем палимый,
напевая
трагический марш:
ведь не будут же
с Быковым Димой
согласовывать
цены на фарш!
Пусть он пишет, румян и беспутен,
в окружении муз
и харит…
Но потом к ним
отправился Путин —
очень дорого все, говорит!
Мы же в крепости, блин, осажденной,
нас не любит никто, хоть убей,
а свинины кило
охлажденной
продается по двести рублей!
Улыбаясь, как внешний разведчик,
что попал в разработку к врагу,
Кобаладзе как главный
ответчик
отвечает:
"Понизить могу!"
Поглядев на
исправленный ценник,
как глядят на поганую слизь,
удивительный наш современник
дал команду:
"Пожалуйста, снизь".
Покупатели крякнули немо,
их глаза заблестели от слез:
половиною лучшей
тандема
был решен наболевший вопрос!
Тем же вечером в
ритме форсажа,
чтоб не
сделалось худшей беды,
в
"Перекрестке" была распродажа
уцененной
премьером еды.
В магазине
толпились до света,
раскупая дешевую
снедь:
большинство
понимало, что это —
ненадолго и надо
успеть.
В одобрении были
едины
даже те, что в инете тусят.
Килограмм
охлажденной свинины
продавался по
сто пятьдесят.
Внешний мир
после кризиса жесток.
Я, однако, грущу об ином:
почему он пошел
в "Перекресток",
а не в наш, например, гастроном?
Есть товаров значительный список,
что особенно нравятся мне, —
я успел бы
молочных сосисок
оторвать по
премьерской цене…
Но не ради же,
собственно, мяса
от обычных занятий своих
я отвлекся, в
течение часа
сочиняя пронзительный стих?
Километры о первом лице ведь
сочинил я рифмованных строк:
почему он сумел
обесценить,
что никто обесценить не смог?
Я в правительство камня не кину,
но оно бесполезно вполне;
он же только
взглянул на свинину —
и она потеряла в
цене!
Тут серьезным
открытием веет.
Я открыл социальный закон:
почему-то всегда дешевеет все,
к чему прикасается он.
С девяноста
девятого года,
по расчетам моим — с сентября,
обесценились
жизнь и свобода,
уж о принципах не говоря;
да и слово нисколько не весит,
и доверье к чужим голосам…
Не скажу, что
меня это бесит,
ибо я
обесценился сам.
Сколько мышью по
Сети ни кликай,
не накликаешь
вести иной.
Мы заснули довольно великой,
а проснулись
дешевой страной.
Что ни скажешь —
все будет едино,
что ни сделаешь
— будет мертво…
В общем, что
ему, братцы, свинина?
Это семечки
после всего.
|